Снегопады новогодья наконец-то убавили свою ярость и редкими ажурными снежинками под рваный занавес облаков завершили циклонический спектакль в сопровождении бурных аплодисментов солнечных ладоней, выскользнувших в голубые оконца антициклона.
Фото 1. После бури
Согласно указаниям по проведению ЗМУ (зимнего маршрутного учета) дикой фауны, зверюшкам после окончания пороши положена «отлежка» дня эдак 2 или 3. Всегда, еще лет 20 назад, когда только начинала заниматься ЗМУ, думала – «зачем?». Они, животные, и так все бока намяли, отдыхаючи на, или в пуховых сугробах, пока метель да вьюга бушевали. Поэтому, несмотря на инструкции, учет начинала через сутки после финального выброса твердых атмосферных осадков. Видать, не я одна этим «грешила», потому как в начале 21 в., в методиках по ЗМУ появилось примечание о допущении учета животных по суточному наследу через 24 часа после окончания пороши, плюс или минус 4 часа (поправка на световое время суток). Этот метод совместно с лесной, а теперь и с инспекторской службой парка мы и практикуем до сих пор. Хотя, в любом, даже самом отработанном заделе, есть свои нюансы, заставляющие возвращаться порой к ретро-стилю. Например, если пороша закончилась рано вечером, то через сутки в сумерках считать следы никто не пойдет (лично я, точно не пойду). А на следующее утро, т.е. еще через одну ночь, поздновато будет – следы-то уже получаются полуторасуточные, а с учетом того, что основная масса зверья мигрирует по ночам, то и все двухсуточные. Я это все к тому, что классическая методика «с затиркой» в этом случае очень спасает. Правда, объем работ сразу удваивается, а то и утраивается – попробуй-ка «зачиркать» заячью жировку, до асфальта утоптанную на снежной целине за пару ночей. В этих случаях часто использую «дедовский» метод – в первый день учета считаю все подходы и пересечения зайца на жировке, а через сутки, когда веду основной учет, вновь учитываю весь наслед, но записываю разницу первого и второго дня. Для нынешнего года этот метод очень востребованным оказался - заяц перемещается и жирует весьма активно.
Фото 2. Беги, беги, живых беляков не учитываем
Хотя, держится беляк в основном по долинам, вблизи ручьев и заболоченных участков. В горах по хвойникам и подгольцовью его меньше, впрочем, некоторые длинноухие экстремалы и на гольцах «пасутся», вблизи хорошего выдува. Жирует зайка в основном по порослям ивы, липы, реже березы, еще реже ольхи, а вот встречающиеся на пути куртины шиповника ни за что не пропустит. Места жировок частые. В пределах одной такой суточной столовой многоследица составила 89 следовых дорожек, а на всем маршруте, протяженностью 9 км – 234. Но, это в долинах, на типичных кормовых угодьях зайца-беляка, а вот на 15-тикилометровом горном маршруте таких пересечений всего 76, хотя и этот показатель тоже весьма не плохой.
Фото 3. Зайкина столовая – жировка на поляне перед Оленьим мостом
Казалось бы, под эту зайкину демографию должна подстроиться и рысь. Но, дикая кошка либо довольствуется экстремалами-скалолазами, либо подстраивается под динамику снежной круговерти, выбирая короткую или «мертвую» (утреннюю) пороши, короче, следов этого хищника на маршрутах нынче очень мало.
Также не густо и белки, хотя с этим грызуном надо быть внимательнее. Кому-кому, а вот ему-то, пожалуй, и надо дать время отлежаться после непогоды. Через сутки после переновы (свежий снег) белка слабо активна. Она сначала присмотрится, «подумает», запасы свои летне-осенние погрызет. А уж потом, когда совсем распогодится, лови момент, первый день – затирка, второй – учет. Впрочем, и без этих уловок понятно, что с белкой в этом году напряг.
Фото 4. Проголодалась
Ее главный преследователь – куница, вообще с таганайских угодий пропала. Всего 6 набродов на всю территорию парка. Зато горностаевые тропки встречаются повсеместно и часто как никогда.
Еще один представитель куньих – норка, хотя и повсеместно, но редко тропит долины, забираясь, порой высоко на террасы на расстояние до 1 км от рек и ручьев, конечно, не ради полуночной прогулки, а в поисках ужина из представителей мышевидных.
Фото 5. Тропа норки в 1 км от Железного моста через Тесьму
Учет копытных показал, что дикий скот держится преимущественно по окраинам парка. В центре территории из-за многоснежья их миграция затруднена. Впрочем, редкие особи все же придерживаются своих привычных местообитаний. Лосиные переходы фиксировались мной на каждом маршруте в центральной части парка в пределах 2-6 км от городской черты. Суточные миграции сохатого проходят здесь в направлении с запада на восток и обратно и не превышают 3-4 км. По моему мнению, это крупный бык (размер следа с учетом поноготков 12х25 см), облюбовавший еще с осени прогалы рябинника и осины на старых делянках верхней части правого борта долины Большой Тесьмы.
Фото 6. Отпечаток следа сохатого в 2 км от Центрального входа в парк
Косуля таких исключений не делает. Если в ноябре по первому снегу ее тропы еще и встречались по правобережью Большой Тесьмы, то сегодняшние метровые сугробы выгнали диких коз на периферию парка – в предгорья Уральского хребта, на увалы Назменского и Чернореченского хребтов, в уремы реки Кусы и ее притоков.
Кабан вообще ушел на север территории. Видимо, ищет, где корма побогаче и доступнее – многочисленные ручьи и речки западного склона Юрмы способствуют формированию переувлажненных участков, торфянисто-илистые грунты которых не перемерзают даже в лютые морозы, что способствует повышению роющей производительности диких свиней. Да, и тише там, на задворках заповедной зоны, хотя все в этом мире относительно.
А в заключении хочу выразить благодарность всему «роду» Патрикеевных. Вот уж на кого никакие напасти, будь то глубокоснежье, морозы или рекреация, не действуют, так это на лисицу. Только выйдешь, что говориться, за ворота дома, в данном случае лесничества, как пошли цепочки ее утюжков, туда-сюда, сюда-туда, кругом, по лыжне, а там пух и перья… Короче, держит марку фонового вида рыжая плутовка, как никто другой, и то, слава Богу.
Фото 7. Держи, вора!
М Середа